Полоцкий печально улыбнулся.
— Если люди мыслили бы рационально, если бы на свете не существовало таких вещей, как гордость, алчность и тщеславие, то все могло бы произойти так, как говорите вы. Кроме того, если бы в мире не было слишком много горячих молодых голов, которым просто нечем заняться! Скука. Их заедает скука. Скука, на мой взгляд, имеет прямое отношение к войне. После каждого мирного периода молодые люди в любой стране начинают суетиться, выискивать приключения на свою голову, чтобы проявить себя, доказать, что они настоящие мужчины.
— Да, — ответила Флер, не совсем уверенная в его правоте. Она вспомнила замечания друга Ричарда, Брука, о войне, как о катарсисе. Но разве все настолько просто? Если бы из-за таких пустяков возникали войны, то их было бы легко остановить.
— Война действует как пиявки. После Ватерлоо минуло почти сорок лет, — сказал в заключение Полоцкий.
— Вы считаете, что моя страна объявит вашей войну? — спросила Флер подавленным голосом.
Он, немного поколебавшись, неуверенно ответил:
— Да, мне так кажется, с участием Франции или без нее. Я о французах ничего не знаю. Но вам нечего беспокоиться — если даже такое случится, то очень далеко отсюда, так что вы даже не услышите канонаду.
Она посмотрела прямо ему в глаза.
— Не забывайте, однако, что мой брат — военный. И у него очень горячая кровь.
Он ничем не мог ее утешить.
— Да, вы правы. Все обстоит именно так.
Письмо от тетушки Венеры не прибавило Флер уверенности. Премьер-министр Англии Абердин был решительно настроен против войны — он был уверен, что нельзя допустить такого позора, такого безумия и начать войну, которая всколыхнет весь мир и нарушит установившееся в Европе равновесие. В стране сформировалась большая антивоенная партия, которая представляла собой весьма могущественную коалицию филантропов с фабрикантами.
...«Но, из толпы раздается обычный барабанный бой и воинственный политический треск, вместе с неизбежными в таком случае тошнотворными призывами со стороны Теннисона и его прихлебателей, как нет недостатка и в сентиментальных воплях романтиков по поводу „благородных целей“, „очищения основополагающих эмоций“ и т. д., — все это, по их мнению, лишило нас поистине мужских качеств и превратило в хлюпиков и мягкотелых бар. Боюсь, Флер, что эти разглагольствования окажут свое пагубное воздействие на невежественных, вульгарных людей, которые и составляют большую часть человечества, — стоит ли об этом говорить?
Если нам удастся избежать войны, то этого можно достичь с помощью отчаянных усилий, хотя я и не перестаю надеяться на лучшее. Большинство членов кабинета настроено против вторжения, и, как утверждает Фредерик, общественность в конце концов заинтересуется тем, что у нас может быть общего с турками, с этим грубым, грязным, жестоким и варварским народом, кроме того, еще и неправоверными. Для чего нам защищать их от русских, клянусь, я не знаю! И не понимаю. Пусть они сами между собой во всем разберутся. А ты, моя любовь, постоянно будь настороже, будь готова вернуться домой, если только обстановка в России резко ухудшится. Сеймур — превосходный человек, и он сможет смазать все нужные винтики и колесики».
Но у Флер были более важные дела, которые требовали ее внимания.
После приезда родителей Милочка постоянно находилась в возбужденном состоянии, и, когда наступило время одеваться, она прибежала в комнату Флер, горя нетерпением поскорее все выложить.
— Я уже оделась, — заявила она. — Можно мне с вами немного посидеть, Флерушка, пока Катя будет убирать ваши волосы? Ах, какое на вас прелестное шелковое платье! Как вам к лицу розовый цвет. Мне оно очень нравится. Мне идет, конечно, голубой, не находите? Посмотрите, что привез мне папа! — Она наклонилась к Флер — у нее на шее на прелестной золотой цепочке висел большой, словно капля воды, сапфир.
— Какой красивый, — прошептала Флер. — Ваш папа — сама доброта!
— Да, да, он такой добрый, правда? Он — самый лучший папа в мире! — Она бросила тревожный взгляд в сторону Кати. — Ах, Катя, закрой-ка уши и смотри никому не проговорись, не то я попрошу, чтобы тебя прогнали. Мне просто необходимо кое-что рассказать твоей хозяйке, не то лопну от нетерпения. Папа сейчас разговаривает с графом, Флер. Можете себе представить? Я видела, как они вошли в кабинет графа вдвоем, как только раздался звонок одеваться к обеду. Я только что выбегала на лестничную площадку, они все еще там!
Флер бросила на нее косой взгляд, встревоженная не на шутку ее возбужденным состоянием.
— Не думаю, что тебе стоит самообольщаться на сей счет, — упрекнула она Милочку. — В настоящий момент сложилась довольно серьезная политическая ситуация. Они скорее всего сейчас заняты обсуждением этих проблем.
— Ах, какая чепуха! — возразила Милочка. — Для чего это папе обсуждать политику с графом? Ну что может быть более важного, чем моя судьба?
— Для вас, возможно, и нет…
— Конечно нет, я в этом уверена. Сейчас граф обо всем расспрашивает отца, а вечером может объявить о нашей помолвке. Господи, как же я счастлива!
Флер, повернувшись к ней и забыв о присутствии Кати, взяла ее за руки.
— Милочка, вы уверены, что этого хотите? Мне кажется, вы еще не продумали все до конца. И если судить по моим наблюдениям, я не могу поручиться, что вы любите друг друга.