Флёр - Страница 117

117

Флер нахмурилась.

— Для чего они это делают?

— Для тиража, для чего же еще? — ответил ей Сеймур, словно серьезный экономист.

— Ах вон оно что!

— Какую они преследуют цель? Оказать давление на кабинет, заставить его предпринять что-нибудь. Я уже разговаривал по этому поводу с его величеством, но он пока еще не принял решения. Так что прошу вас особенно об этом не распространяться, пока мы не получим официальные распоряжения, договорились?

— Конечно, сэр. Можете на меня положиться. А что случилось?

— Наш флот и французский тоже получили приказ войти в Босфор. Так что огонь разгорается. Наши правительства обратились к царю с ультиматумом — вывести свою армию с территории Дунайских княжеств в течение двух месяцев, или же ему будет объявлена война.

Флер при слове «война» побледнела. В нем было столько обреченности. Никаких больше разговоров, никакой надежды избежать худшего, впереди неизбежная печальная реальность смерти и гибели.

— Нет, он не выведет оттуда войска, — тихо проговорила она.

— Никто и не думает, что он пойдет на это, — вздохнул лорд Сеймур. — Какая чепуха! Нас все же втянут в этот конфликт, нет никаких сомнений.

— Да, я понимаю, — согласилась с ним Флер. — Благодарю вас за сообщение.

— Мне казалось, что вам это нужно знать, принимая во внимание ту ситуацию, в которой вы оказались. — Он явно пытался разрядить грозовую атмосферу. — Ваша тетушка мне никогда не простит, если я о вас по-отечески не позабочусь.

Флер чуть заметно улыбнулась. Поклонники тетушки Венеры постоянно возникали в ее жизни.

— Как вы считаете, сэр, нужно ли мне возвращаться домой? Ведь меня посадят за решетку, если разразится война?

— Ну что вы! Это все же цивилизованная страна. Русские ничего подобного не предпримут. Что они будут делать без английской общины в Петербурге? Все банки для начала закроются! Нет, нет, дорогая, если вы захотите остаться, то вам ничто не угрожает. Правда, в случае войны мне придется уехать вместе со всеми сотрудниками посольства, через кого вы тогда будете передавать свои письма? Но я смогу все же кое-что организовать для вашей переписки. Уильямс, финансист, — вы его знаете? Думаю, он все уладит через свой банк, если вы пожелаете остаться. Я просто хочу, чтобы вы получили всю информацию перед тем, как принять окончательное решение. Теперь, когда ваш отец умер, — упокой Господь его душу! — вам, возможно, захочется вернуться домой. Поймите, это сделать гораздо легче сейчас, до объявления войны.

— Да, я прекрасно понимаю, — ответила Флер. — Благодарю вас, сэр, за информацию. Я все самым тщательным образом обдумаю и потом приму решение.

Она проконсультировалась по этому вопросу с графом Каревым и мистером Полоцким, и оба подтвердила слова сэра Сеймура. Если их страны вступят в войну, то многочисленная английская колония в России останется на прежнем месте. Дипломатическим представителям придется, однако, уехать, уедут еще двое-трое недовольных из чувства патриотизма, но все банкиры, купцы, владельцы фабрик, инженеры, гувернантки несомненно останутся — ведь с Россией всегда была связана вся их жизнь. Никто из них даже не подумает об отъезде. Если все же начнется война, то она будет проходить не на русской территории.

А Людмила все настаивала на своем:

— Прошу тебя, Флер, останься!

Но когда Милочка начала умолять ее, Флер уже приняла решение. Что ей там делать, в этой Англии? Жить в пустынном доме в Гроув-парк, заниматься повседневными делами и прозябать в одиночестве и забвении? У нее не было подруг в Англии, а Тедди, Ричард и их друзья, ее знакомые, отправятся на войну. В лучшем случае она могла рассчитывать на брак с Джеймсом Пэджетом, но это будет тоже одиночество, только другое.

В России она пользовалась такой свободой, которой в Англии ни за что не имела бы. Здесь можно жить безбедно. Ее доля наследства от отца будет постоянно расти. Пока она ничего не тратила на жизнь, а Милочка с графом были к ней удивительно щедры — она еще ни разу не заплатила за очередное новое платье со времени приезда в Петербург. Здесь все относились к ней как к знатной иностранке, которую считали за честь пригласить к себе даже самые важные аристократки. А там, дома, если незамужняя женщина достигала определенного возраста, она становилась всем в тягость, общество теряло к ней интерес.

В России она могла постоянно находиться рядом с Каревым, который оставался для нее всем на этом свете, пока она не разлюбит его. Ей было нетрудно принять решение остаться, по крайней мере на данном этапе — скорее отложить решение об отъезде. А может быть, она вообще не вернется домой.

Странное, неохотное движение к войне продолжалось. Политики каждого замешанного в этом конфликте народа были похожи на людей, сползающих с крутого склона к пропасти. Они делали все возможное, чтобы не упасть, отчаянно вдавливали в почву острые каблуки, но все равно против своей воли скользили все дальше и дальше к краю. Никто не хочет войны, — то и дело раздавались подобные заверения. Но несмотря на все, война подкрадывалась ближе и ближе.

Только один царь с присущим ему таинственным, почти мистическим спокойствием, казалось, знал, чего он хочет и куда идет. Переданный ему англо-французский ультиматум по поводу немедленного вывода русских войск с территории Дунайских княжеств он полностью проигнорировал. Не внял он и совету князя Паскевича, предупреждавшего его, что русской армии там делать нечего и что в любой момент она может быть отрезана с флангов. Оставил он без внимания и опасения своего министра Орлова, который предостерегал его не доверяться предлагаемой Австрией дружбе. Австрия тоже боялась русских территориальных претензий и была только рада связать Франции руки, чтобы она не вмешивалась в австрийские дела в Италии. Но император упрямо считал Австрию своей союзницей, не сомневался в правоте своих действий, полагая, что русская армия должна продвигаться в сторону Дуная.

117