Мнения по вопросу высадки десанта разделились. Меншиков публично высмеял это предположение, и все старательно повторяли его слова о том, что у союзников не хватит людей для такого вторжения и что подобная затея с технической точки зрения в таком море — цело безнадежное. Но Меншиков, подобно императору, не придавал большого значения тому, как резко может измениться ситуация с кораблями, оснащенными паровыми машинами.
Другие говорили, что начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал Корнилов убежден в неизбежности вторжения, и у него вызывал большое опасение недостаток надежных оборонительных укреплений. Он пошел даже на то, что велел составить список состоятельных офицеров и гражданских лиц, которые могли бы выделить определенные суммы денег для возведения дополнительных бастионов. Его идея не получила официального одобрения, но вице-адмирал стоял на своем. Ему все же удалось получить разрешение для купца Волохова, который вызвался за свой счет построить по крайней мере один прибрежный форт, который защитит подступы к Севастополю и ведущие к нему дороги. Работы уже начались и скорее всего будут завершены к октябрю.
Но август уже кончался, а союзники по-прежнему находились в Варне. Повсюду росла уверенность в благоприятном исходе. Все говорили, что за время, оставшееся до конца года, можно осуществить лишь короткое нападение, а приближающиеся осенние штормы на Черном море сделают невозможной высадку армии на сушу. Кроме того, русские войска только что разбили турок на Кавказе, и если англичане осмелятся в своем безумии высадиться на берег, то Тарутинский полк не оставит им никакой надежды!
Жалобы Меншикова в Петербург, однако, возымели действие. В Крым все время поступали новые подкрепления. К югу от Москвы не было железной дороги, поэтому войскам приходилось проделывать весь путь пешим маршем, а на это уходили долгие месяцы, учитывая необозримые пространства России. Тарутинцы, например, покинули свои квартиры в декабре, а в Крым добрались только спустя три месяца, в апреле. К тому же надо было на лошадях доставлять весь провиант и военное снаряжение. А большинство дорог не имело твердого покрытия. Но все считали, что и у союзников возникнет немало проблем с доставкой снаряжения и провианта по морю.
Одним словом, все ожидали сообщения о том, что союзники, погрузившись на корабли, уже направляются домой. Флер молилась об этом каждую ночь. Кроме своего брата, его друзей и ее партнеров по танцам, кроме тревожной неизвестности, будоражившей ее английскую кровь, теперь она еще опасалась и за судьбу офицеров Тарутинского полка. Как все же было неприятно в военное время переживать за обе враждующие стороны.
В знойный сентябрьский день Флер сидела с Людмилой на веранде, ожидая новых известий. Накануне долго ожидаемый гром все же грянул: корабли союзнического флота были замечены у побережья Крыма. По разным сведениям их насчитывалось около сотни, и все они направлялись к северо-востоку — это были в основном транспорты, сопровождаемые небольшой эскадрой военных кораблей. Значит, вторжения не миновать, хотя такой шаг и был чистым безумием, учитывая время года. Но еще большее удивление вызвала у всех весть, что флот не собирается высаживать десант в Балаклаве, в этой ближайшей к Севастополю бухте, а, судя по всему, держит курс на Евпаторию, расположенную в сорока пяти милях от военно-морской базы.
Среди союзников царил высокий боевой дух, особенно после того, как на берег незаметно высадился небольшой десант, захвативший местную телеграфную станцию. Они, вероятно, сделали это только ради того, чтобы отправить оттуда сообщение в Севастополь: «Скоро мы доберемся до вас!» Говорят, им из Севастополя пришел ответ: «Мы вам окажем достойный прием — давно вас ждем». Людмила рассказала Флер эту историю с большим удовольствием — она сама услыхала ее от Нюшки, а та, в свою очередь, узнала об этом от местных татар. Флер, однако, смазала весь эффект, поинтересовавшись, на каком языке они изъяснялись и каким образом им оказались известны шифры друг друга. Но Милочка с негодованием отвергла ее подозрения; такие вопросы могла задать только Флер!
Карев рано утром ускакал в Евпаторию, чтобы попытаться выяснить обстановку. Женщинам оставалось только ждать его возвращения. Время мучительно тянулось, а солнце в жарком мареве медленно передвигалось по бледному небу.
— Почему же они отклонились так далеко на север? — Спрашивала Флер уже не в первый раз. — Неужели они собираются высадиться здесь и отсюда пешком проделать весь путь до Севастополя? Это бессмысленно.
— Остается только надеяться, что этого не произойдет, — сказала Людмила, принимаясь еще энергичнее обмахивать себя веером. — Пусть лучше высаживаются в Севастополе. Нельзя допустить, чтобы они уничтожили этих милых мальчиков, с которыми мы так весело обедали и танцевали.
— Пусть лучше отправляются домой, но, судя по всему, они этого не собираются делать. Ах, если бы они только повернули назад!
— А если они высадятся в Евпатории, что будет с нами? Нам придется срочно эвакуироваться? — Не в первый раз в доме звучал этот вопрос.
— Не знаю, — сказала Флер. — Владельцы соседней усадьбы, по-моему, еще не уехали. Все зависит от того, по какой дороге двинутся войска.
— Они все равно нас не тронут, как ты думаешь? — тихо и нерешительно спросила Милочка. — Мы ведь гражданские лица, несчастные женщины, к тому же ты — англичанка! Ты сможешь уговорить их оставить нас в покое?