Флёр - Страница 26

— Дело принимает более загадочный оборот! Ну, кто же это, дядюшка? Какого же нечестивца вы пригласили?

— Он — не нечестивец, он — русский, — ответил Фредерик, стараясь выказать свое полное безразличие. — Один из участников выставки. Бруннов попросил меня пригласить его, и я не мог ему отказать. Разве можно? Его фамилия — Полоцкий, он купец, пользующийся большим уважением.

Сэр Ранульф громко рассмеялся.

— Боже, Фред, ну и влип же ты! Для чего ты это сделал? Черт тебя дернул!

Сэра Фредерика немного обидели такие слова.

— Но вы же прекрасно знаете, как трудно в Лондоне снять номер в отеле, тем более на открытие выставки! Комнаты в посольствах уже забронированы, гостиницы забиты, и у частных владельцев дома уже давно сданы на все лето! Только у Ви остались свободные комнаты, но в этом ее собственная вина.

— Не думаю, что она признает за собой такую вину. В любом случае, эту проблему предстояло решать Бруннову, а не тебе.

— Вот что я вам скажу, — Фредерика все больше раздражала позиция Ранульфа. — Дело в том, что у нас с Полоцким общие интересы. Он хочет изучить на выставке новые системы ватерклозетов.

Такое признание настроило аудиторию на веселый лад, и дискуссия прекратилась.

Когда самые большие страхи тетушки Венеры не оправдались и навязанный ей квартирант оказался безбородым, она тут же была готова простить мужу все остальные его глупости.

— Я ни за что бы не села за один стол с бородатым мужчиной. Мне бы кусок в горло не полез, — убеждала она всех.

— Но, Ви, как же я мог привести в дом бородача, скажи на милость! — возражал Фредерик, хотя такая мысль посетила его только накануне. — К тому же он неплохо говорит по-французски, и ты его поймешь без особого труда. Да и он тебя.

Жена бросила на него убийственный взгляд.

— Меня всегда все понимали. Ну, а что он ест? Какую религию исповедует? Будет ли он настаивать на том, чтобы его устроили на ночь на полу или же в кровати, только головой на восток? А вдруг он всю ночь будет оглашать дом песнопениями и жечь ладан?

— Боже милостивый! О чем ты говоришь! Они там тоже христиане и весьма похожи на нас. Что же касается еды, то чтобы ты ни приготовила, любовь моя, все твои блюда понравятся любому, откуда бы он ни приехал.

— Мне безразлично, понравится ли ему моя еда, мне интересно узнать, насколько он странный, — огрызнулась Венера.

Мистер Полоцкий на самом деле оказался немного странным, но это касалось больше его внешнего вида, чем национальной принадлежности. Это был человек невысокого роста, довольно упитанный, что в сочетании с мускулистым телосложением и почти полным отсутствием шеи создавало впечатление округлости фигуры. Но Полоцкий отличался удивительной подвижностью, передвигался быстро и легко на подушечках пальцев ног, как это делают моряки, а так как он носил сапоги из мягкой кожи, то его шагов никто не слышал, как у кота.

К удивлению Венеры, их гость оказался светлым. Она всегда считала русских, если ей приходила охота вообразить их себе, темноволосыми и смуглыми людьми, — а у Полоцкого была белая кожа, голубые глаза, светло-шатеновые волосы с легким медным отливом. Вероятно, он был очень красив в молодости и сохранил до сих пор мальчишескую улыбку. Он оказался совсем не таким, каким она себе его представляла — страшным и наводящим ужас на людей.

У него, конечно, были свои странности — он очень много ел и дома любил ходить в шубе. Холодными вечерами, когда Венера отходила от пылающего камина, она с удовольствием закутывалась в теплую шаль, но носить шубу — это, по ее мнению, было уж слишком. Русский умел очаровательно улыбаться, неплохо изъяснялся на французском, и к тому же его беспокоили не столько холод, сколько пронизывающие насквозь сквозняки.

— Видите ли, — объяснял он, — мы в России зимой обычно вставляем в окна вторые рамы. В каждой комнате у нас стоит голландская печь, комнаты расположены анфиладой без ваших английских коридоров. Поэтому повсюду в доме температура остается одной и той же, и у нас нет ни малейшего сквознячка. Дорогая мадам, известно ли вам, что наши женщины носят летние платья круглый год?

— Очень странно, — резко прокомментировала она, не желая, чтобы Флер поддалась его неотразимому шарму. Полоцкий сразу признался, что она очень похожа на его дорогую жену, и стоило ей правильно перевести этот величайший комплимент, как они тут же подружились.

Коме жены, он испытывал великую страсть к кулинарии и драгоценностям.

— Кухня — это искусство, — заявил он Флер во время их первой продолжительной беседы. — Оно эстетично до крайности. Все остальные виды искусства заражены материализмом. Но в кулинарии окончательный продукт носит уникальный, весьма эфемерный характер. Это искусство, существующее ради самого искусства.

— У меня об этом было иное представление, — возразила Флер.

— Конечно другое! Какое имеет отношение такая молодая леди, как вы, к кулинарии? Это последняя страсть, снедающая мужчину средних лет, когда все остальные уже остыли. Вы, такая нежная, такая стройная и красивая, можете лишь с грехом пополам это осознать. Что вы знаете о поэзии специй, сметане или трюфелях? Разве способны вы оценить торжество мужчины над силами природы, которого он достигает с помощью изысканного суфле?

Флер, отказавшись от борьбы, рассмеялась.

— Да вы меня просто поджариваете!

— Разумеется, — признался Полоцкий, не скрывая яркого блеска в глазах. — Только чуть-чуть! В вашей стране, мадемуазель, еда может стать страстью только через много лет. Мою вторую страсть вы можете оценить по достоинству. Я — ювелир по профессии, хотя свое состояние нажил торговлей. Но я имею отношение к изумруду Полоцкого. Вот почему я официально нахожусь здесь.