Флёр - Страница 52

— Ну вот! Я так и знала! — вмешалась в разговор Венера. — Сколько раз я тебе говорила, Флер, не тратить понапрасну с ним время, тебя предостерегал и дядя, но ты разве послушаешь?

— Не моя вина, что Тедди такой дурак!

— Не дерзи нам, мисс! Если ты считаешь, что можешь стать более заманчивой партией, позволив трепать свое имя в связи с глупым скандалом, то ты ничего не знаешь о нашем обществе.

— Почему я должна быть с ним связана? Тедди никогда не допустит этого.

— Дело в том, любовь моя, что скандал может стать общественным, — пояснил Фредерик. — Реглан не скрывал своей серьезной озабоченности сложившейся ситуацией. Он боится, как бы молодому человеку не предстать перед военным трибуналом.

Флер побледнела как полотно.

— Если трибунал состоится, то об этом напишут в газетах, и то, что твое имя не будет упомянуто в отчетах, ничего не скроет. Люди сразу поймут что к чему. Тебя часто видели в его обществе. А газеты просто обожают такие скандальные истории, любовь моя.

— Но… если дело дойдет до военного трибунала, что будет с ним?

Фредерик пожал плечами.

— Он будет уволен со службы — в этом нет никакого сомнения. Ведь это был не единичный проступок. Он постоянно нарушал воинскую дисциплину. Нет, его непременно прогонят с позором. Военные инженеры — ребята твердолобые. Им не нравится, когда из них делают дураков.

Флер лихорадочно размышляла над тем, что произошло.

— Дядя, а не могли бы вы обратиться к герцогу! Он ваш близкий друг и наверняка сделает что-нибудь ради вас. Он вмешается, накажет Тедди, может быть, лично, чтобы больше об этом никто не знал. Он ведь ваш друг, он вам не откажет. Одного его слова достаточно!

Фредерик с трудом сдержал смех.

— Флер, любовь моя, неужели ты считаешь, что герцог Веллингтон станет заниматься делом, связанным с нарушением воинской дисциплины? Да никогда в жизни! Ты не знаешь, о чем говоришь!

— Но дядя, я серьезно…

— Послушай меня. Герцог больше всего в жизни ценит дисциплину, эффективность и высокую репутацию британской армии. Все остальное подчинено только этому. Он постоянно повторяет, что командир должен выработать в себе привычку проявлять полное безразличие к судьбе отдельного солдата или офицера, не обращать никакого внимания на их личные чувства ради величия и благосостояния всей армии. Герцог никогда не заступился бы за собственного сына, если бы тот в чем-нибудь провинился. Даже если бы он оказался невиновен, он с легким сердцем пожертвовал бы им ради правого дела. Нет, любовь моя, он нам не поможет.

— Но ведь что-то можно предпринять?

— Мне бы очень хотелось. Если бы речь шла о каком-нибудь другом полке, но военные инженеры — уволь! У меня там нет никакого влияния. Боюсь, что твоему Скотту придется смириться со своей судьбой.

— Хорошо тебе рассуждать, Фредерик, а что будет с Флер? Что, наконец, будет с нами? Мы тоже должны смириться со своей судьбой, как ты полагаешь? — с возмущением заговорила Венера.

— Нужно глядеть правде в глаза, — ответил Фредерик. — Быть может, это и неприятно, но все проходит. Как только разразится очередной скандал, о предыдущем тут же все позабудут. — Венера презрительно фыркнула, а Фредерик продолжал: — Ты могла бы уехать из Лондона. Если дело дойдет до военного трибунала, так будет лучше. Нужно переждать, пока закончится суд, пока страсти улягутся. Ты, Ви, могла бы съездить с Флер за границу. Не сомневаюсь, вам такое путешествие понравится.

— Когда, по-вашему, может состояться военный трибунал? — чуть слышно спросила Флер.

— Если все необходимые документы будут поданы через пару дней, то он может начаться где-то в середине июня. Обычно требуется подготовительная работа в течение трех-четырех недель.

— Середина июня! Нет! — воскликнула Флер, я не желаю уезжать из Лондона. Ни сейчас, ни потом… До закрытия выставки.

— Боже, одумайся, Фло! — нетерпеливо произнес Фредерик. — Ты уже видела выставку. Пора и меру знать.

— Все произошло из-за этой выставки, — грустно заметила Венера. — С самого начала я говорила, что это безумная идея, теперь вы сами убедились, что я была права!

Флер старалась пока не думать о скандале и не выдавать перед гостями своих чувств, но это ей плохо удавалось. Она считала себя виновницей случившегося с Тедди несчастья, и от этого у нее становилось еще тяжелее на душе. Как глупо поступил Тедди, к чему такие сумасбродные поступки! Нет ничего хуже, ничего более раздражающего и досадного, чем стать предметом чьего-то ненужного обожания. Когда перед тобой стелется постылый тебе человек, хочется на него наступить каблуком. Безнадежная страсть не вызывает сострадания, а лишь злое чувство мести, и это не может принести ничего хорошего ни одному, ни другому.

Флер размышляла над этим, так и не прикоснувшись к куску пирога на тарелке, как вдруг рядом с ней на землю опустился граф и тихо спросил:

— Что с вами? Что случилось?

Она тупо посмотрела на нее, все еще до конца не расставшись со своими мрачными мыслями.

— Я видел, с каким серьезным лицом ваш дядя разговаривал с вами. Вы попали в беду?

— Думаю, что да, — вздохнула она.

— Позвольте мне помочь вам, — искренне предложил Карев.

Флер, заглянув ему в лицо, вдруг почувствовала радостное, теплое спокойствие и полное к нему доверие, словно уставший, затерявшийся в толпе ребенок, вдруг нашедший снова своего дорогого, заботящегося о нем родителя.