Флёр - Страница 7

Девочка ненавидела эти посещения. Ее тошнило от спертого запаха, от ограниченного пространства сильно натопленных, излишне украшенных комнат. Мать, в водопаде кружев и лент, в белоснежном батисте, с наброшенными на плечи кисейными платками и кашемировыми шалями, обычно принимала дочь лежа в кровати или сидя в кресле, на куче обшитых кружевами подушек, с носовым платком и флакончиком ароматического уксуса в руке. Глядя на ее бледное лицо с синими кругами под глазами, Флер не могла отделаться от впечатления, что перед ней птичка в клетке, и ей от этого становилось горько. Мать всегда смотрела на нее с легким отвращением, которое становилось сильнее с каждым годом, по мере того как Флер хорошела.

В святая святых ее обычно проталкивала через двери твердая рука горничной. Флер стояла перед матерью, сложив за спиной руки и плотно сомкнув ноги. Чтобы не расплакаться, она упиралась подбородком в грудь. Девочка, конечно, понимала, что нельзя не любить свою мать, что это жестоко, но ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось как можно скорее улизнуть оттуда. Иногда по ночам она просыпалась от невольно пришедшей ей в голову мысли. Она хотела, чтобы ее мама поторопилась и поскорее отправилась на тот свет. После этого, придя в ужас от такого святотатства, Флер долго плакала в кровати. Ведь Богу известны все наши помыслы — ей об этом часто говорили, — и Он обязательно покарает ее за это, что так же неизбежно, как и уготованная Им для нее судьба.

Оглядев дочь с ног до головы, Федра начинала обычно маленький урок в форме катехизиса. Она спрашивала девочку о том, хорошо ли та себя вела, сделала ли она уроки, не забыла ли помолиться и так далее. Задав все вопросы, Федра позволяла дочери поцеловать ее и удалиться, так как она уже устала и ей нужно отдохнуть. Этот момент Флер ненавидела больше всего. Когда она подходила к матери поближе, от нее пахло лавандой, но приятный аромат перебивался другим, едва ощутимым, — запахом увядающих в вазе цветов, и это вызывало у нее лишь скорбь и печаль. Щеки матери были неестественно мягкими, и Флер казалось, что при прикосновении к ним они могут рассыпаться как свернувшаяся творожная масса.

Флер всегда колебалась, к горлу подкатывал тошнотворный комок, а на глазах наворачивались слезы. Однако щипок не спускающей с нее глаз горничной приводил ее мигом в чувства, и она приступала к исполнению повседневного ритуала. После этого ей разрешали уйти. Но за дверью она давала волю слезам, а слуги думали, что она плачет из-за любви к матери, и называли ее в один голос хорошей девочкой. Но Флер знала, что в один прекрасный день она не сможет заставить себя поцеловать мать, она наверняка расплачется у нее на глазах и выбежит из спальни, и все узнают о ее ужасной тайне.

В конце концов Федра без особого шума умерла, умерла во сне, а сэр Ранульф в это время находился в Южной Африке. Однажды утром Флер разбудила горничная. У нее было необычно серьезное лицо, и она сообщила девочке, что нужно надеть черное платье, так как ее мать отправилась к ангелам. Эта весть немного сконфузила Флер. Во-первых, у нее не было черного платья — она не знала, что траурную одежду ей сшили загодя, а во-вторых, она подумала, что пребывание в компании ангелов должно вызывать у окружающих радость, но отнюдь не печаль.

Девочка до конца не понимала, что ее мать умерла, и ее смущение еще больше усилилось, когда приехали дядя Фредерик с тетушкой Венерой, чтобы заняться организацией похорон в отсутствие их свояка. Флер любила дядю Фредерика, и он всегда вызывал у нее только приятные чувства. Она ожидала указаний по поводу похоронной процедуры, и девочке хотелось знать, позволят ли ей принять участие в траурной церемонии.

Все прояснилось на следующее утро за завтраком. Когда она вошла в столовую, там были только тетушка с дядей. Они ее сразу не заметили, и Флер удалось подслушать конец их беседы.

— Какое милостивое избавление, — сказал Фредерик.

Венера стояла у окна спиной к двери, комкая в руках носовой платок. — Это счастливое избавление для мальчика, — хрипло ответила она.

— Ему уже два года, а он почти не ходит и не научился говорить! Она его просто губила. Слава Богу, она умерла, вот что я тебе скажу! Если бы она прожила еще год, то у нас на руках оказался бы настоящий идиот.

Фредерик заметил стоявшую возле двери Флер с выпученными от удивления глазами.

— Тише, Ви! — воскликнул он.

Венера повернулась, и Флер, увидав ее ужасное лицо, отвела взгляд в сторону. На нем отразилось горе, но не обычное горе, а что-то вроде мстительного гнева, Флер этого не понимала. Ей показалось, что на нее смотрит первозданная могущественная богиня. Флер съежилась, чувствуя, что сейчас случится что-то ужасное. Она стояла в этой угрюмой тишине, ожидая удара.

— Ступай наверх и посмотри на мать, — наконец произнесла Венера.

— Ах, Венера, — слабо возразил Фредерик. — К чему такая спешка? Может, после завтрака…

— Подойди ко мне, дитя, — строго сказала Венера, не обращая внимания на слова супруга. Она, протянув руку, сделала к девочке несколько шагов. Флер послушно вложила в нее свою ручку, словно жертва, кладущая голову на плаху. Стиснув ее, тетка вывела Флер из столовой и увлекла за собой вверх по лестнице. Миновав коридор, устланный пыльными коврами, они оказались у входа в апартаменты матери.

В доме царила необычная тишина. Длинные напольные часы, стоявшие на лестничной площадке, остановились и больше не тикали. Через маленькое окошко пробивался тонкий солнечный луч, в котором замерли подвешенные в воздухе пылинки. Высокая белая дверь отворилась, и в нос ей ударил знакомый спертый воздух. Но она почувствовала и другой запах, запах матери, похожий на запах увядшего цветка, только он был значительно крепче и бесконечно отвратительнее — какой-то сладковатый, нечистый, тошнотворный!