Флёр - Страница 96

Флер с болью в душе наблюдала за реакцией Людмилы, особенно после того страстного признания в любви в ее спальне, когда они вернулись с бала. Ей казалось, что все подтверждается. Она считала, что Людмила до сих пор привязана к Кареву, но вела себя с удивительным достоинством в его присутствии и даже казалась несколько подавленной, словно немного боялась его. Карев относился к Милочке с самым серьезным почтением, которое может проявлять бездетный мужчина по отношению к милому подростку, — в этом не таилось для него никакой опасности. Флер видела, что Милочке теперь нравилось больше времени проводить с Ричардом. Ведь с ним она могла забыть обо всем и затеять настоящую возню. Флер чувствовала, что если уже сейчас наступило охлаждение, то через несколько недель она совсем позабудет о своем страстном увлечении.

Сегодня, когда Милочка с Ричардом поехали кататься на лошадях, Карев предложил ей посмотреть картины.

— У нас в доме их целая коллекция, но лишь несколько по-настоящему ценны. Одна или две принадлежат кисти старых мастеров, а остальное — семейные портреты. Они почти поровну разделены на две части — изображения лошадей и портреты их хозяев. Семья Каревых всегда любила своих лошадей!

Когда они обошли все главные комнаты на первом этаже, Флер поняла, что граф был прав. Большинство картин не имели художественной ценности, хотя одна или две из них выделялись оригинальным сюжетом. Та, перед которой они сейчас стояли, была весьма заурядной, разностильной, но она заинтересовала Флер, потому что на заднем плане художник изобразил английский ландшафт с крошечными земельными участками, похожий на лоскутное одеяло, украшенный лесами и уютными фермами. Этот, пейзаж так отличался от того, который сейчас окружал ее, что на какое-то мгновение она заскучала по дому.

— Это скорее похоже на Беркшир или Уилтшир, — заметила Флер, — но не на Россию.

— Предполагается, что это Хэмпшир, откуда родом моя мать, — сказал, улыбнувшись ей, Карев. — Но она не была великим живописцем. Задний план она нарисовала сама, правда, с помощью отца, чтобы постоянно вспоминать о родном доме. Остальное было дописано крепостным художником. Вы увидите здесь множество его работ. Ему очень хорошо удавались лошади, поэтому его и держали в усадьбе.

— Понятно, — отозвалась Флер.

На переднем плане была изображена женщина в амазонке красного цвета, сидевшая верхом на прекрасной лошади черной масти. Лошадь была великолепно написана, а женская фигура получилась неестественно скованной и непропорциональной, хотя лицо ее ему удалось лучше.

— Она здесь похожа на себя? — спросила Флер. Женщину на портрете нельзя было назвать ни красивой, ни безобразной. У нее скорее была обычная внешность, за исключением, может быть, решительного мрачноватого выражения на лице, словно в жизни ей пришлось немало пережить.

— Я, право, не знаю. Портрет был написан, когда я был еще ребенком. После смерти отца она так изменилась. Мать постарела за одну ночь. Но мне кажется, кое-что сохранилось здесь от ее прежнего облика — может быть, глаза и овал лица.

Флер посмотрела на графа.

— Мне кажется, вы больше похожи на отца.

— Да, мне часто говорят об этом. Петя, напротив, многое взял у матери.

Флер снова вглядывалась в портрет.

— Вероятно, она очень любила вашего отца.

— Да. Он был для нее всем на свете. Во время вторжения Наполеона она следовала за ним, презирая опасность. И после этого они никогда не расставались. С его кончиной для нее иссякла вся радость жизни. Она пережила его на десять лет, а когда умирала, призналась мне, что это были самые длинные, самые тоскливые ее годы.

Почувствовав горечь в его голосе, Флер поторопилась сказать:

— Я уверена, что она не хотела вас обидеть.

— Нет, это не так, — тихо ответил он. — Извините, но откуда вам это знать? Для меня в ее сердце не осталось места. Сашка всегда был ее любимчиком, хотя и не был ее родным сыном. Когда умер он, а после него и отец, у нее никого не осталось. — Он криво усмехнулся. — Я никогда ни в чем не винил Сашку, поверьте мне. Я его тоже любил. Но я никогда так и не смог занять его место в отношениях с мамой.

Флер затихла. Она сама прекрасно знала, что такое недостаток родительской любви, родительской заботы. Но сейчас перед ней стоял Карев, мужчина, старше ее на тринадцать лет, который до сих пор остро переживал то, что мать его не любила. Он женился, но и брак не затянул его ран. Даже вспоминая о безразличном отношении к ней со стороны отца, Флер не могла понять всего до конца. Быть может, мужчины чувствуют по-другому, — в отчаянии подумала она.

Флер снова бросила взгляд на мрачное лицо женщины на портрете. Потом они направились дальше по коридору. Вероятно, это и в самом деле была необычная женщина, если она согласилась «отозваться на барабанный бой» — как говорится в поговорке — в такой стране, как Россия, и против такой армии, как у Наполеона. Флер встречалась с одной или двумя солдатскими вдовами — это были крепкие, с неукротимым духом маленькие женщины, которые переносили невероятные тяготы, но ни за что не хотели оставить своих мужей. В такой жизни абсолютно не было места для любовных утех, и хотя эта мрачная молодая дама жила в совершенно другом мире, чем эти курящие трубку, побитые жизнью маленькие дикарки, все же между ними существовало сходство в темпераменте. Возможно, поэтому Карев иногда казался ей каким-то странным. Она, конечно, не могла быть ласковой и заботливой матерью — это вам не мадам Полоцкая.