Около полудня они взошли на вершину покрытой травой гряды и оттуда увидели пологий склон, ведущий к реке, окруженный с обеих сторон садами и виноградниками. Река оказалась довольно глубокой, с высокими обрывистыми берегами.
Русские выбрали отличную позицию. Нам нужно было спуститься по пологому склону к реке, и перебраться на другой высокий берег, а потом карабкаться вверх по голой земле, все время подставляя себя под ядра русских пушек. Даже если бы нам удалось преодолеть все эти препятствия, то впереди нас еще ждал последний участок, который обстреливался их тяжелой артиллерией на расстоянии всего нескольких ярдов, — Тедди посмотрел на Карева. — Ваш генерал, князь Меншиков, не так ли? — Карев кивнул. — Он выбрал прекрасную позицию. Он, вероятно, считал, что никакими силами нельзя провести здесь фронтальную атаку. Я тоже был в этом абсолютно уверен.
Помолчав, он прикончил запеченную рыбу. Слуги, поменяв тарелки, принесли жареного цыпленка, сдобренного специями, и снова наполнили бокалы.
— Русские открыли по нам огонь в половине второго. Какая ужасная канонада! Ничего подобного я прежде не слыхал. Когда гремят орудия, то нельзя ни о чем другом думать — голова раскалывается от этого адского грохота.
— Да, я знаю, — сказал Карев.
— Лорд Реглан приказал своим людям залечь, чтобы выдержать обстрел, а сам попросил французов начать отвлекающую атаку на правом фланге русских. Там находилась гряда скал, доходящая до самого моря, на которой были хорошие тропинки, достаточно широкие, чтобы по ним могли проехать повозки. Они были настолько удивлены внезапным появлением французов, что тут же бежали, поджав хвост. Французы не бросились за ними в погоню, позволив русским снова построиться в боевые порядки. Притащив туда несколько орудий, они принялись из них обстреливать французов, а те в конце концов отправили Реглану донесение с требованием о поддержке, угрожая в противном случае отступить.
Выпив глоток вина, Тедди продолжал.
— Наши люди лежали под пушечным обстрелом часа полтора, и, насколько мне известно, трудно себе представить что-нибудь более ужасное. Им несомненно хотелось что-то предпринять, даже несмотря на опасность, только не быть под огнем в полной неподвижности. Возможно, именно в этом и заключался план Реглана. Как бы то ни было, после трех, он отдал приказ атаковать. То есть в лоб, на эскарп. Это было чистой воды безумие!
Под непрерывным огнем британская армия начала продвигаться вперед цепями вниз по склону. Каждая цепь — по два человека в затылок — растянулась на две мили. Они вошли в реку. Солдат так мучила жажда, что они, несмотря на ураганный огонь, остановились посередине, чтобы как следует напиться, и только после этого продолжили карабкаться вверх по крутому склону. Эта тонкая, извивающаяся цепь продолжала свой путь через плотный дым, не обращая внимания на смертоносный огонь. Она то и дело через несколько минут отшатывалась то в ту, то в другую сторону, когда в ней образовывалась заметная брешь, но не останавливалась ни на мгновение. Склон стал скользким от пролитой на нем крови, он был весь усеян трупами, но оставшиеся в живых все подтягивались и упрямо шли вперед.
— Мне еще никогда не приходилось видеть такое массовое безумие и такую отвагу, — проговорил Скотт, качая головой. — Русские просто не верили собственным глазам. Наши солдаты великолепны, ничего не могло их остановить. Когда они ринулись в атаку на последнем участке, русские, побросав ружья, бросились наутек. Как можно противостоять напору такой отчаянной смелости?
Позиция русских была взята. Но из-за какой-то неразберихи, а возможно, из-за допущенной ошибки, вторая линия наступления англичан не подоспела вовремя на помощь первой. Почувствовав неуверенность противника, русские перегруппировались и пошли в контратаку, отбрасывая англичан назад.
— Приходилось начинать все с начала. Вновь карабкаться вверх по склону, земля на котором пропиталась английской кровью, вновь шагать по телам своих товарищей. Но теперь неподалеку находилась вторая линия — это были шотландские стрелки Колина Кэмпбелла. Вы бы только посмотрели! У меня сложилось такое впечатление, что они находились на плацу, готовясь к параду. Шотландцы шли строем, продвигались вперед неуклонно, ритмично, словно заведенная машина, не меняя шага и смыкая ряды, когда падал на землю кто-нибудь из них. Жестокое зрелище!
Наши захватили пушки, а русские, показав им спину, обратились в бегство. Какие радостные крики пронеслись по нашим рядам! Я в это время находился на высоте на противоположной стороне реки вместе с фотографом Роджером Фентоном — ты его знаешь, Флер, — и мы слышали эти ликующие возгласы вполне отчетливо! На часах было четверть четвертого — вся атака продолжалась каких-то сорок минут.
Тедди внезапно замолчал, и в столовой наступила тишина. Флер спросила:
— Продолжила ли армия наступление?
— Нет. Нам был дан приказ разбить лагерь на высотах и там переночевать. Мы боялись, что русские могли появиться где-нибудь неподалеку и снова атаковать нас, а наши люди после такого штурма были не в состоянии снова драться. К тому же нужно было что-то делать с ранеными. Почти всю ночь и даже утром мы собирали их и хоронили погибших.
Он вздохнул, и этот резкий звук, казалось, вырвался у него из глубины души.
— Все поле битвы было усеяно трупами. Не знаю, сколько их там. Если считать всех вместе — русских, англичан и французов, — то число потерь, возможно, достигает четырех тысяч человек. Вы только бы послушали их вопли и стоны — это просто ужасно. К тому же нельзя забывать и о жертвах холеры. Их отправляют на транспортные суда, а это в трех милях от лагеря. У нас так мало повозок, поэтому большинство приходиться нести на носилках. На это уходит много времени.