Флёр - Страница 142

142

— Меншиков согласился, и мне присвоено звание полковника в моем старом полку. Я должен явиться туда, самое позднее, двадцать третьего сентября, то есть послезавтра, поэтому я утром выезжаю. Какой смысл откладывать?

Граф снова обвел всех взглядом, остановившись на Людмиле с торжествующей улыбкой.

— Как хорошо, что я сохранил свою старую военную форму, не находишь, дорогая? А тебе, разумеется, предстоит решать, куда ты поедешь. Не рекомендую оставаться здесь одной, без меня. Может быть, вернешься в Петербург? Это самое лучшее.

Как странно, — подумала Флер. Он спросил ее об этом таким тоном, словно провоцировал Людмилу, добиваясь ее отказа. Если он хотел, чтобы она поехала с ним в Севастополь, то почему об этом не сказать прямо? Флер пыталась убедить себя, что все выдумывает, ищет скрытый смысл в простых словах. Хотя граф и чрезвычайно доволен новым своим назначением, он, несомненно, хочет отправить Людмилу в безопасное место. Севастополь постоянно обстреливается, и там очень опасно, тем более для такой слабонервной молодой особы.

Но, кажется, Людмила попалась на удочку.

— Вернуться в Петербург? Нет, ни за что! Если ты едешь в Севастополь, я еду с тобой. Разве можно пропустить такое развлечение? Никогда! Я тебе обещаю. К тому же, что мне делать в Петербурге без тебя?

— Весьма польщен, что я так важен для твоего полного счастья, — произнес он. — Но Севастополь опасное для тебя место. И не забывай, в нем очень мало женщин. Жены и дочери офицеров и солдат в скором времени будут оттуда эвакуированы. Там, может, останется горстка тех, которые откажутся уехать.

Лицо у Людмилы покраснело, и Флер почти физически чувствовала ту картину, которую она сейчас рисовала в своем воображении. Тебе грозит большая опасность. Нужно будет собрать все свои силы, все свое мужество. Вот она, героиня Севастополя, отказывается с невероятной галантностью расстаться с мужем — возможно, ей даже удастся спасти город, проявив поразительную смелость и находчивость! Карев вряд ли смог подобрать более удачные слова, чтобы побудить супругу к открытому мятежу.

— Мне наплевать на опасность, — твердо заявила она. — Я еду с тобой, и мое решение — окончательное.

— Сэр, — начал Ричард. Улыбка сразу прошла с лица Людмилы. Она резко повернула к нему голову. Она совсем забыла о его присутствии.

— Да, — ответил Карев, — я думал о вас тоже. Вам нужно самому подумать о своей судьбе.

— Мне не о чем думать, сэр. Я возвращаюсь в свой полк.

— Нет, Ричард, нет, ни в коем случае! — тихо, порывисто воскликнула Людмила.

Губы Карева, вздрогнув, криво изогнулись, будто давала о себе знать его старая рана.

— Не нужно мешать ему, дорогая. Ричард знает, что такое долг.

— Мне придется уехать, Милочка, — сказал Ричард, побледнев. Глаза его заблестели.

— Но ведь ты болен. Ты еще до конца не поправился, — закричала она.

— Я уже выздоровел, и ты это прекрасно знаешь. Я уже несколько дней думаю о том, как мне туда вернуться, но я все откладывал окончательное решение, опасаясь, что тебе оно не понравится. Но такое время пришло. Мне нужно вернуться, чтоб завершить то, что я начал.

— Но тебя могут там убить! — надрывала свое сердце Людмила. — Не уезжай, Ричка! Я тоже не поеду. Мы вернемся в Петербург. Наплевать нам на эту дурацкую войну — пусть воюют другие! Какое это имеет значение? Ты им там не нужен.

— Это мой долг.

— Ты уже достаточно сделал. Теперь можешь и уйти. Ведь никто за тобой не прислал.

— Нет, Милочка, это нехорошо. Я должен ехать. Ах, Боже, только не это!

Милочка, зарыв лицо в подушку на старом диване, разрыдалась, а Ричард, опустившись перед ней на колени, неловко, нежно гладил ее по голове.

Флер не произнесла ни слова с того момента, когда Карев объявил о своем решении. Ей показалось, что перед ней разыгрывают какой-то спектакль, не имеющий к ней никакого отношения, посторонние люди, с которыми ее абсолютно ничего не связывает. Карев молча наблюдал за плачущей Людочкой, за Ричардом, старающимся ее успокоить. В его глазах скользила знакомая пустота, и слабая улыбка играла у него на губах. Но все равно он не был сторонним наблюдателем бушевавшей перед его глазами драмы, как она, Флер. У нее сложилось ощущение, что это он режиссировал всю сцену, это он написал все роли для ее участников. Но для чего он это сделал?

Слезы Милочки были такими же непродолжительными, как и поднятый ею шум. Вложив в ее руку носовой платок, Ричард поднялся на ноги и сказал, обращаясь к Кареву.

— Не могли бы вы, сэр, устроить мое возвращение? Что для этого понадобится? Должен ли я считать себя военнопленным?

— Сложилась довольно необычная ситуация, не находите ли? — задумчиво произнес Карев, словно размышляя над обстановкой. — Поскольку вы были сюда доставлены на излечение, как в госпиталь, а в то время на мне не было военной формы, то вас нельзя считать военнопленным. Но, разумеется, после получения этого письма я теперь являюсь офицером императорской армии и, таким образом, имею право посадить вас под арест в любую минуту. Любопытно, не так ли?

Людмила, неожиданно вскочив с дивана, бросила на мужа из под ресниц осуждающий взгляд и стремглав выбежала с веранды.

Ричард настороженно глядел на графа.

— Намерены ли вы воспользоваться вашим правом? Я не хочу создавать для вас никаких проблем, сэр. Я просто намерен вернуться в свой полк.

— Я отвезу вас в качестве моего пленника в Севастополь, там мы по соглашению с вашей стороной обменяем вас на кого-нибудь из наших. Если они к этому времени кого-нибудь захватят. Вот и все.

142